1. Главная
  2. Блоги
  3. Колонка руководителя

Баланс прав и возможностей

30.09.2021

Опубликовано Постановление ЕСПЧ от 25 февраля 2020 года «Y.I. против Российской Федерации». Лишение наркозависимых родительских прав только по факту наличия наркозависимости признано нарушающим Конвенцию.

Постановление подробно прокомментировано в издаваемом Верховным судом РФ Обзоре практики межгосударственных органов по защите прав и основных свобод человека (№ 8/2021), жалоба № 68868/14.

ЕСПЧ установил - далее приводится текст из Обзора:

«…несоблюдения права заявительницы на уважение семейной жизни из-за недостаточной обоснованности судебных решений о лишении ее родительских прав. Заявительница жаловалась на то, что она была лишена родительских прав в результате автоматического применения статьи 69 Семейного кодекса Российской Федерации, в которой наркозависимость одного из родителей указана в числе оснований для лишения родительских прав.

Суд напомнил, что взаимное общение родителя и ребенка является одним из основных элементов «семейной жизни» по смыслу статьи 8 Конвенции. В настоящее время имеется широкий консенсус, в том числе в международном праве, в поддержку мнения о том, что во всех решениях, касающихся детей, превыше всего следует ставить наилучшие интересы детей. Интересы ребенка диктуют необходимость сохранения связей ребенка с его семьей, за исключением случаев, когда семья является абсолютно неподходящей, и это может нанести вред здоровью и развитию ребенка. Разорвать семейные узы означает лишить ребенка его корней, что может быть сделано только в очень исключительных обстоятельствах, и должны быть приняты все меры для сохранения личных отношений и, если это необходимо, для «восстановления» семьи. В этом контексте Суд подчеркнул, в частности, обязанность государства принимать меры для сохранения связи между родителем и ребенком насколько это возможно (пункт 75 постановления).

В то же время, продолжил Суд, также совершенно ясным является, что в интересах ребенка необходимо обеспечить его развитие в благоприятной для него среде, и родитель в соответствии со статьей 8 Конвенции не имеет права принимать такие меры, которые нанесут вред здоровью и развитию ребенка. Наилучшие интересы ребенка, в зависимости от их характера и серьезности, могут быть превыше интересов родителей (пункт 76 постановления). …

Хотя Суд признает, что власти пользуются широкими пределами свободы усмотрения при решении вопросов опеки, однако требуется внимательное изучение любых дальнейших ограничительных мер, таких как ограничения, налагаемые указанными органами на родительские права и на доступ, а также любых правовых гарантий эффективной защиты права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Дальнейшие подобные ограничения влекут за собой опасность фактического ухудшения семейных отношений между ребенком и его родителями (пункт 77 постановления). При определении была ли оспариваемая мера «необходимой в демократическом обществе», по мнению Суда, он должен рассмотреть, были ли в свете дела причины, приведенные для обоснования оспариваемой меры, «соответствующими и достаточными» для целей пункта 2 статьи 8 Конвенции. С этой целью Суд должен выяснить, провели ли национальные суды тщательное изучение семейной ситуации в целом и целого ряда факторов, в частности, факторов фактического, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и была ли проведена сбалансированная и разумная оценка соответствующих интересов каждого лица, стараясь при этом определить, каким будет наилучшее решение для ребенка.

В делах, касающихся мер государственной опеки, Суд также должен определить, был ли процесс принятия решений в целом справедливым и была ли предоставлена заявительнице необходимая защита ее интересов, гарантированных статьей 8 Конвенции (пункт 78 постановления). Прежде всего, Суд отметил, что по самой своей природе связь между заявительницей и ее детьми подпадала под понятие «семейная жизнь» для целей статьи 8 Конвенции. Как усматривалось из постановления, стороны не оспаривали тот факт, что лишение заявительницы родительских прав в отношении ее детей представляло собой вмешательство в ее право на уважение семейной жизни, гарантированное пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Вместе с тем, подчеркнул Суд, такое вмешательство является нарушением данного положения, за 41 исключением случаев, когда такое вмешательство осуществляется «в соответствии с законом», преследует одну из законных целей, предусмотренных пунктом 2 статьи 8 Конвенции, и может считаться необходимым в демократическом обществе (пункт 80 постановления). Суд также принял довод властей о том, что рассматриваемая мера была основана на статье 69 Семейного Кодекса Российской Федерации.

Прежде всего, Суд отметил, что лишение заявительницы родительских прав разорвало связь матери и ребенка между заявительницей и ее детьми и лишило ее всех родительских прав в их отношении, включая право на общение с ними. Суд подтвердил, что разделение семьи является очень серьезным вмешательством. Лишение человека его родительских прав, согласно позиции Суда, является особенно радикальной мерой, которая лишает родителя его семейной жизни с ребенком, что несовместимо с целью их воссоединения. Такие меры должны применяться только в исключительных обстоятельствах и могут быть оправданы только в том случае, если они мотивированы первостепенным требованием, касающимся наилучших интересов ребенка. Следовательно, с точки зрения Суда, это является областью, в которой существует еще большая потребность в защите от произвольных вмешательств (пункт 82 постановления).».

Прерву течение комментария ВС. Традиция отечественного правоприменения легко справляется с такими требованиями. Судьи легко вставляют в свои решения слова «в исключительных обстоятельствах», «первостепенные требования» и т.п., и ссылаются при этом не на исключительные, а на обычные обстоятельства, называя их исключительными.

«Что касается процесса принятия решения, то Суд отметил – интересы заявительницы были представлены на протяжении всего разбирательства; она лично присутствовала на двух из трех слушаний в суде первой инстанции и в суде апелляционной инстанции и делала устные заявления. Был заслушан ряд свидетелей, в том числе ее мать и ее старший сын. В то же время при оценке качества процесса принятия решений, который привел к разделению семьи, по мнению Суда, также необходимо было проверить, были ли выводы национальных органов власти основаны на надлежащих доказательствах (пункт 83 постановления). Как усматривалось из представленных материалов, внутригосударственные суды основывали оспариваемую меру на выводах о том, что она пренебрегала своими родительскими обязанностями, не обеспечив своим детям надлежащий уход и финансовую поддержку, и в течение продолжительного периода времени принимала наркотики и была безработной. Власти сочли, что оставление детей под ее опекой поставит под угрозу их здоровье и развитие, и решили, что ее необходимо лишить родительских прав. Суд готов был признать − эти соображения были «относимыми», но он не проявил убежденности в том, что они также были «достаточными» для оправдания оспариваемой меры в обстоятельствах названного дела (пункт 84 постановления). Из фактов дела следовало: трое детей заявительницы были изъяты из семьи и помещены в государственные учреждения, когда в отношении нее было возбуждено уголовное дело по подозрению в причастности к незаконному обороту наркотиков. Суд готов был признать, что изъятие детей 42 из семьи и первоначальное помещение в государственное учреждение было оправданным, учитывая, в частности, тот факт, что в тот день заявительница находилась в состоянии наркотического опьянения, а в течение нескольких последующих дней страдала от абстинентного синдрома и явно не могла заботиться о своих детях. Однако, по мнению Суда, из этого не следовало, что этот факт сам по себе являлся достаточным основанием для столь радикальной меры, как лишение родительских прав. Суд напомнил − решение о назначении опеки должно рассматриваться как временная мера, которая прекращает действовать, как только это позволят обстоятельства, и что любые меры по установлению временной опеки должны соответствовать конечной цели воссоединения биологических родителей и ребенка (пункт 85 постановления).

Суд также отметил, что в неустановленный день в октябре 2013 года органы опеки начали наблюдение за семьей заявительницы в связи с предположительным пренебрежением ею своими родительскими обязанностями и отсутствием ухода за ее детьми, и что они возбудили дело о лишении заявительницы родительских прав уже 1 ноября 2013 года. По-видимому, подчеркнул Суд, до рассматриваемого разбирательства заявительница не состояла на учете в органах опеки или в каких-либо других органах социального обеспечения, и ее не предупреждали о ее поведении и последствиях, которые оно может повлечь за собой. Также, судя по всему, как только им стало известно о ситуации, компетентные органы не предприняли никаких попыток оказать ей необходимую помощь. Также не было никаких доказательств того, что в своих соответствующих решениях внутригосударственные суды рассматривали какой-либо из этих факторов (пункт 86 постановления).»

Здесь основной правовой посыл ЕСПЧ. Лишение родительских прав – крайняя, чрезвычайная мера, которой должно предшествовать разумное применение других менее радикальных мер со стороны государства.

«Суд повторил, что роль властей в области социального обеспечения заключается именно в том, чтобы помогать людям, находящимся в затруднительном положении, давать им рекомендации относительно их общения с органами социального обеспечения и консультировать их, в частности, о том, как преодолеть их трудности. В случае с уязвимыми лицами власти должны проявлять особую бдительность и обеспечивать повышенный уровень защиты (пункт 87 постановления). Европейский Суд обратил внимание, что, придя к выводу о том, что заявительница пренебрегла родительскими обязанностями и, в частности, не предоставила своим детям надлежащего ухода, внутригосударственные суды не привели подробностей относительно этого вывода. В частности, они не ссылались на какие-либо конкретные ситуации или события, когда заявительница оставляла своих детей без присмотра, не обеспечивала заботу или каким-либо образом пренебрегала своими обязанностями, не говоря уже об угрозе их здоровью или жизни в результате ее действий или бездействия. Власти, как усматривалось из представленных материалов, просто сослались на показания заявительницы, данные ею в рамках уголовного судопроизводства в ее отношении, о том, что она разрешала своим знакомым использовать ее квартиру для употребления наркотиков, и на устные показания сотрудницы полиции по делам несовершеннолетних И.П., которая заявила, что заявительница разрешала своим знакомым употреблять наркотики на ее кухне в присутствии ее детей (пункт 88 постановления). В связи с вышеизложенным Суд, во-первых, отметил, что из показаний заявительницы не следовало, что она или ее знакомые когда-либо употребляли наркотики в присутствии ее детей. Неясно, что послужило основанием для соответствующего заявления И.П., поскольку этот вопрос не был подробно рассмотрен внутригосударственными судами. Во-вторых, заявительница, ее старший сын и ее мать неоднократно утверждали, что заявительница не демонстрировала свою наркозависимость членам семьи; в частности, ее повседневное поведение не было «неадекватным». Хотя эти показания, по-видимому, противоречили заявлению И.П., поскольку она упомянула, что наркотики принимались в присутствии детей заявительницы, суды не предприняли попыток получить дополнительную информацию для устранения этого важного противоречия (пункт 89 постановления). Также, по мнению Суда, важным являлся тот факт, что заявительница неоднократно заявляла о своем намерении решить проблему своей наркозависимости и, более того, предприняла шаги в этом направлении. Тем не менее не было никаких указаний на то, что национальные власти искали какие-либо независимые доказательства, такие как психологическая экспертиза, для оценки эмоциональной зрелости заявительницы и мотивации быть ответственным родителем и решить проблему своей наркозависимости. Кроме того, доводы заявительницы и доказательства того, что она начала реабилитационное лечение, были отклонены судом первой инстанции как не относящиеся к делу, а также судом апелляционной инстанции со ссылкой на тот факт, что оно было получено после вынесения решения судом первой инстанции. Суд нашел эту цепочку рассуждений поразительной в ситуации, в которой наркозависимость заявительницы была, по-видимому, основным, если не единственным, основанием для лишения ее родительских прав. Фактически суды решили проигнорировать представленные заявительницей доказательства, вместо проведения их оценки в ходе судебного разбирательства (пункт 90 постановления). В той части, в которой внутригосударственные суды ссылались на тот факт, что заявительница была безработной, Суд счел, что при отсутствии каких-либо других уважительных причин финансовые трудности сами по себе не могут рассматриваться как достаточные основания для разрыва связи между родителем и ребенком. Более того, в соответствующих судебных решениях не объяснялось, как отсутствие у заявительницы работы повлияло на ее способность заботиться о своих детях. Фактически, протокол от 11 октября 2013 года 17, на который ссылались национальные суды, не выявил каких-либо недостатков в условиях жизни семьи заявительницы, за исключением того факта, что комната, в которой проживали она и ее дети, была душной, грязной и плохо проветренной. Напротив, в этом протоколе указывалось, что у детей были отдельные спальные места и что нзх---а кухне и в холодильнике было достаточно продуктов. Кроме того, в протоколе от 18 ноября 2013 года, связанном с проверкой жилищно-бытовых условий заявительницы, были четко указаны последующие изменения. В частности, в нем говорилось, что квартира была чистой, уютной и хорошо проветренной, на кухне недавно был проведен ремонт. Однако национальные суды не дали никакой оценки этим изменениям, в частности, могли ли они расцениваться как подлинная попытка со стороны заявительницы улучшить свою ситуацию после изъятия детей (пункт 91 постановления).».

Цинизм госорганов и судей РФ зашкаливает. Любая семья может оказаться в трудной жизненной ситуации, лишиться работы, доходов, столкнуться с болезнями.

Семья Ю.И. проживала, судя по материалам, в современной комфортабельной квартире. Нагрянувшая опека обнаружила непроветренную комнату, неподметенные полы и т.п. Ага! Дети не получат уход! Но сколько десятков тысяч семей живут в России в бараках, в разрушающемся ветхом фонде, без удобств – и что? Кого лишать прав? Вот в прошлом году записали в Конституцию: «Дети являются важнейшим приоритетом государственной политики России. Государство создает условия, способствующие всестороннему духовному, нравственному, интеллектуальному и физическому развитию детей» (статья 67.1 Конституции). Государство взяло на себя ответственность, дети живут в трущобах, государство ответственности за это не несет. У Ю.И. не подметен пол, она болеет, лечится, государство лишает ее родительских прав. В таком раскладе закон и суд должны защищать Ю.И. и ее детей от репрессивной государственной опеки. Если видеть в законе только буквы, ее можно лишить родительских прав. Чтобы отнять детей, должны быть исключительные обстоятельства. А это означает, что суд призван руководствоваться не принципом «закон позволяет лишить прав», а другим правилом – не лишать прав кроме самой крайней ситуации.

«Суд также отметил довод заявительницы о том, что согласно соответствующим положениям внутригосударственного права власти могли применить менее радикальные меры и лишь ограничить ее в родительских правах, вместо того, чтобы лишать заявительницу этих прав. Суд нашел удивительным тот факт, что национальные органы власти не рассматривали эту альтернативу, несмотря на то, что ранее заявительница не была замечена в небрежном отношении к своим детям. Также они не предупреждали заявительницу о возможных последствиях ее предположительно небрежного отношения к своим детям (пункт 92 постановления). Кроме того, по мнению Суда, важен тот факт, что заявительница постоянно выражала свою привязанность к детям и желала поддерживать с ними отношения. В суды были представлены письменные и устные доказательства того, что до изъятия детей заявительница заботилась о них и что после их изъятия она проявляла интерес к их жизни и прилагала усилия к тому, чтобы поддерживать с ними связь. Помимо перечисленного было продемонстрировано, что дети испытывают глубокую привязанность к своей матери и бабушке по материнской линии, которая была готова взять детей под свою опеку. Однако, не похоже, чтобы национальные суды должным образом рассмотрели какой-либо из этих аспектов. В частности, при выборе меры в деле заявительницы, они не оценили влияние, которое разлучение детей с матерью и бабушкой может оказать на их благополучие. Это особенно поразительно с учетом того факта, что лишение заявительницы родительских прав лишило ее родительского статуса и, следовательно, лишило ее каких-либо правовых оснований для подачи ходатайств об определении порядка общения или получения доступа к ее детям, отметил Суд (пункт 93 постановления). 17 Как следовало из текста постановления, 11 октября 2013 года администрация муниципального округа провела проверку жилищно-бытовых условий по домашнему адресу заявительницы (пункт 18 постановления). 45 Суд также обратил внимание на то, что в результате оспариваемой меры дети были разлучены не только с их матерью, но и друг с другом, поскольку, старший ребенок был передан под опеку его отца, тогда как двое младших детей были переданы под опеку государства (пункт 94 постановления).

В свете вышеизложенного Суд счел, что основания, на которые ссылались внутригосударственные суды, были недостаточны для оправдания лишения заявительницы родительских прав в отношении трех ее детей и для передачи двух младших детей под опеку государства. Национальные органы власти не смогли убедительно доказать, что, несмотря на доступность менее радикальных решений, оспариваемая мера представляла собой наиболее подходящий вариант, отвечающий наилучшим интересам детей. Таким образом, невзирая на предоставленную внутригосударственным органам власти свободу усмотрения, это вмешательство являлось несоразмерным преследуемой законной цели. Следовательно, по мнению Суда, было допущено нарушение статьи 8 Конвенции.».

Ключевое слово здесь – несоразмерность. Там, где дело касается прав человека, золотая середина не посередке, она у самого края.

Поделиться